Тринадцатый дает надежду

…Обаятельнейший шекспировед, профессор РАТИ и просто умница Алексей Бартошевич говорил студентам (в лекции по телеканалу «Культура»): «Театр должен удивлять. Если он не удивляет, то зачем тогда он?»

На спектакле «Князь Игорь» у меня было по меньшей мере три удивления. Потрясающий, строго исполненный хор a capella из последнего действия, стройная, в белых одеждах Ярославна, как свеча на фоне черных, обуглившихся балок крепости, и, наконец, Кончаковна, юная обольстительная красавица, свободно владеющая своим низким свежим голосом.

Титулованный и безусловно талантливый режиссер Георгий Исаакян ничем не удивил. В рамках традиционной постановки тоже можно создавать чудо. Тому пример Франко Дзеффирелли, Джорджо Стреллер и другие. В спектакле Г. Исаакяна мы не обнаружили никаких открытий, никаких изысков. Актеры были, к сожалению, маловыразительны. Их затмил, появившись ненадолго, раскованный, «европейский» хан Кончак — Аскар Абдразаков. Князь Игорь (Раиль Кучуков) вмиг стушевался и потускнел.

Дирижер Александр Анисимов (Беларусь) и художник Эрнст Гейдебрехт (Германия) не разочаровали, подтвердили свой высокий профессиональный статус. Уверенно и мощно выступил один из главных персонажей оперы А. Бородина — хор (хормейстер — Эльвира Гайфуллина).

Хорошо, когда сценограф и художник по костюмам — в одном лице. Здесь нет конфликта интересов. В уфимском спектакле «Князь Игорь» можно, наверное, найти какие-то спорные детали, но все это несущественно, когда художник знает и любит эпоху, которую воспроизводит на сцене, и увлечен безраздельно своим делом. Мы увидели работу большого мастера. (Кстати, Эрнст Гейдебрехт говорил, что он под сильным впечатлением от самоотверженной работы помогавших ему цехов оперного театра.)

Однако, повторюсь, больше всех удивила меня Кончаковна — Катерина Гильмутдинова. Когда она закончила свою популярную и довольно трудную арию, по рядам зрителей сквозь аплодисменты пронеслись вопросы: «Откуда?», «Кто такая?»

На следующий день поле премьеры мы встретились.

Признаюсь, я был посрамлен: думал, что открыл юное дарование, но, оказывается, опоздал… на два года. Еще в позапрошлом году второкурсница академии искусств Катерина Гильмутдинова с успехом спела Ольгу в опере «Евгений Онегин» П. Чайковского на сцене оперного театра. В ее репертуаре Кэт из «Мадам Баттерфляй» Дж. Пуччини и Лиса из мюзикла В. Улановского «Золотой цыпленок». Своей Лисой она гордится. Это ее победа над самой беспокойной публикой на свете — детьми.

Все ее существо взбунтовалось, когда она была вынуждена петь под аккомпанемент ребячьего гвалта. «Ну нет, этому не бывать», — решила Катерина и, будучи Лисой, стала искать в рисунке роли такие хитрые ходы, от которых детвора бы онемела. Где-то на пятом представлении ей это удалось. Волк — опытный О. Кильмухаметов — поздравил Катерину с этим нешуточным достижением.

Несмотря на молодость, еще студентка, но уже солистка театра, Гильмутдинова — достаточно зрелая, многообещающая артистка. В своей профессии она с пеленок. Занималась в детской вокальной студии, пела в хоре театра и в Башкирской хоровой капелле еще в ту пору, когда ею руководил Т. Сайфуллин. Считает встречу с этим незаурядным человеком большой удачей. Именно Тагир Сергеевич смутил покой Катерины, порекомендовал ей заняться сольной карьерой. К тому времени она как раз поймала себя на том, что ей хочется выйти из хора и поговорить с публикой напрямую, с глазу на глаз. Ей было что сказать. Окончив хоро-дирижерское отделение училища искусств и став солисткой архиерейского хора, она была уверена, что всегда сможет заработать себе на хлеб насущный. Стоило подумать об иных, манящих, кружащих голову, сферах — театре. И, не терзаясь сомнениями, Катерина пошла на прослушивание к народной артистке России, профессору академии искусств Ф. Кильдияровой…

Из всех участников Шаляпинского фестиваля больше других меня интересовали двое: сопрано из США Адина Аарон и наш соотечественник баритон Сергей Лейферкус. С творчеством Адины Аарон я не был знаком, зато за Сергеем Лейферкусом слежу… больше тридцати лет.

У американской певицы возникли какие-то обстоятельства, и она не смогла прилететь в Уфу. Лейферкус пел Алеко в одноименной опере С. Рахманинова. Да так, что казалось, время не властно над ним: талант не потускнел, вокальное и актерское мастерство с годами никуда не делись. Зрители бурно аплодировали солисту мировой оперы.

Вселенская известность не испортила его. Без лишних разговоров он согласился дать интервью. Как я и ожидал, Лейферкус оказался демократичным, доступным человеком, умным и продвинутым собеседником…

* * *

— Вы, Сергей Петрович, сорок лет на сцене — завидное творческое долголетие…

— Певец должен сам заботиться о своем здоровье, о своей форме. Это не входит в задачи театра. И никто ему не поможет: ни директор театра, ни главный дирижер, ни уборщица. Бывает, что певцы наплевательски относятся к себе, своей работе. Кто виноват? Театр. Мы себя обычно не виним. А театр — это поточное предприятие, конвейер. Не будет этого певца — придет другой. Театру каждый день нужны спектакли. Его задача — обеспечить репертуар.

Я говорю студентам: певец должен быть очень здоровым человеком, потому что выдержать спектакль — это очень серьезная нагрузка.

Мое кредо: человек сам кузнец своего счастья. По такому принципу я живу.

— Вам не доводилось разрывать контракт с театром из-за несогласия с режиссером или по какой-то другой причине?

— Никогда. Уехав на Запад в середине 1980-х годов, я очень быстро выучил одно из главных правил: с момента подписания контракта ты становишься рабом театра и постановочной бригады. Выступать против постановки ты не имеешь права и должен следовать всем указаниям дирижера и режиссера.

— Театр — коммерческое предприятие?

— Безусловно. У Бомарше Фигаро говорит: «Вы дайте денег, а я вам все устрою!» Есть деньги — театр процветает, нет денег — погибает. Оперному театру нельзя обойтись без приглашенных солистов, дирижеров. Оркестру необходимо иметь контакты с различными музыкантами. Певцы должны видеть, как поют их коллеги из других городов и стран. На все это нужны деньги.

— На мастер-классе Вы говорили студентам о том, что певец подобен фокуснику. Он должен скрывать свои недостатки и проявлять достоинства. А какое впечатление оставили у Вас наши вокалисты?

— У вас высочайший уровень певцов. И отличные педагоги. Это не случайные люди, которые, потеряв голос, идут учить в консерваторию тому, как пели сами… Другое дело, республике нужен выход на внешний рынок.

— Многие российские певцы, успешно начав сольную карьеру за рубежом, куда-то пропадают. В чем здесь дело?

— Певцу бывает лестно получить предложение и трудно отказаться от него. Сказать, что это партия — не моя? А вдруг моя? И я ее сделаю так, как никто другой. Когда артист берется за репертуар, который петь не надо, результат бывает печальным.

— Вас связывают дружеские отношения с Пласидо Доминго…

— Расскажу про один случай. …1986-й год. Мы с Доминго пели в спектакле «Трубадур» в Ковент-Гардене. Фортепианный прогон. Было лето. Я закурил и открыл окно. Вдруг стук в дверь. Входит Пласидо. Увидел меня с сигаретой: «Ты что, куришь? Ну-ну!» И ушел. Я затушил в пепельнице сигарету и никогда больше не курил.
Пласидо этого не помнит, а для меня это был поворотный момент. Для меня Доминго был царь и бог, человек, на которого надо равняться.

— Вы, Сергей Петрович, участвовали во многих, если не во всех, престижных оперных фестивалях. И вот Шаляпинский в Уфе.

— Всегда мечтал приехать в Уфу и посмотреть на медовый рай. А тут поступило приглашение от Аскара Абдразакова, я его с удовольствием принял, поскольку в этих числах был свободен. Фестиваль, на мой взгляд, организован очень хорошо.

— Говорят (скорее всего, это легенда), что великий баритон Этторе Бастианини отказался от операции, которая продлила бы ему жизнь, но лишила возможности петь на сцене. Он выбрал сцену. А что выбрали бы Вы: сцену или жизнь?

— Сцену оставить очень тяжело. Пласидо Доминго, тенор, сейчас поет партии баритона… Как бы я поступил? Не знаю. Я большой жизнелюб.

* * *

На спектаклях Шаляпинского фестиваля я раздваивался. В первом действии был придирчивым занудой и брюзгой. Мне казалось, что одна певица поет открытым звуком, у другой голос какой-то расхлябанный. Тенор — дерганый, нервничает, «киксует», сердечный. Во втором действии, на мой взгляд, солисты пели гораздо лучше. Гастролеры разогревались, привыкали к партнерам, сцене, усмиряли волнение. Я готов был всех их любить и первым кричать «браво!». Так я сделал скромное открытие, которое назвал «эффект второго действия». А может, все это выдумка чистой воды?

В уфимском спектакле «Фауст» Ш. Гуно общую мрачную картину ГУЛАГа скрасил Мефистофель — Аскар Абдразаков. Он виртуозно, с истинно французским шармом исполняет привычную для себя партию, непринужденно завоевывая симпатии не только увядшей кокетки Марты, но и многочисленной публики.

Но как бы ни были хороши фестивальные спектакли своей праздничной атмосферой, высоким градусом и ажиотажем завсегдатаев, лучшее, что приносит с собой фестиваль, его венец — гала-коцерт. Никто вслух не говорит, что это конкурс, соревнование дирижеров и артистов. Тем не менее это так. Соревновательный дух не афишируется, но он присутствует и придает выступлениям солистов особую остроту.

Нет нужды перечислять всех участников гала-концерта. Они старались предстать перед слушателями в лучшем виде. Спасибо им за доставленную радость. Ее не так много в нашей жизни. И все-таки двух артистов хотелось бы отметить. Это долгожданный и редко навещающий родной город Ильдар Абдразаков, блистательно исполнивший на полутонах арию Алеко, и Ирина Крикунова (Беларусь), которая легко, играючи спела арию Маргариты из оперы Ш. Гуно «Фауст».

А американку Адину Аарон я все-таки увидел в опере «Аида». Франко Дзеффирелли с присущей ему роскошью и размахом поставил эту оперу в Театре Джузеппе Верди в Буссето. Постановка была приурочена к 100-летию со дня смерти великого композитора и записана 27 января 2001 года. Я включил компьютер, зашел в Интернет и скачал эту видеозапись. Герои оперы здесь молоды, красивы и чувственны…

Юрий Коваль,
газета «Истоки» от 29 декабря 2010 года